В Евангелии от Иоанна 3:16 написаны эти знакомые нам всем слова: «Ибо так возлюбил Бог мир…». Верим ли мы, что Бог действительно возлюбил весь мир? Что Он любит все народы одинаково? Когда-то для меня было трудно принять это.

Помню, в детстве в нашу церковь приезжали миссионеры из разных стран, и меня всегда интересовали подробности их служения, и я хотела стать миссионеркой.

В начале первой мировой войны, в 1914 году, я пережила радостный день, когда Господь возродил меня, грехи мои были прощены и я стала Его дитем. И мне пришло на сердце, что, может, Господь хочет, чтобы и я была миссионеркой в какой-нибудь стране. И это меня сильно вдохновляло. И вдруг меня пронзила мысль: «А что, если Господь захочет послать меня в Россию?» Почему-то я думала, что Россия – это какая-то страшно огромная и загадочная страна, и я старалась прогнать эту мысль от себя.

В начале 1915 года в нашу церковь приехал молодой миссионер Николай Пейсти из России. Он рассказывал о своей работе. В его сердце огнем горела Божья любовь к русскому народу, и мне очень понравились его проповеди. Прошло некоторое время, я ближе познакомилась с ним, и в 1916 году он стал моим супругом. Теперь я поняла ту мысль, которую Господь давно вселил в меня о миссионерстве.

Сердце мужа горело желанием возвратиться в Россию, чтобы там проповедовать Евангелие. В начале 1918 года, в самый разгар революции, мой муж однажды говорит: «Господь зовет меня в Россию!» У нас в то время был маленький ребенок и я стала возражать. Помню, когда муж выразил свое желание в нашей церкви, то все верующие запротестовали: «Вам не позволят там проповедовать, вас расстреляют или вы умрете от голода». Но он был уверен, что это воля Божья. Мы собрались и поехали в Петроград.

По прибытии на место мы узнали, что слухи о России не преувеличены, голод был страшный, и людей убивали прямо на улицах. Продукты мы получали по карточкам. Нашу дневную порцию составляла восьмушка фунта хлеба на человека. Ребенок же получал два яйца и один фунт крупы (410 граммов) на месяц.

Я несколько раз измеряла этот крошечный кусок хлеба, он был не длиннее и не толще моего пальца, но в то же время тяжелым от различных примесей. Этот кусок я делила на три части: на завтрак, обед и ужин.

Ни за какие деньги нельзя было ничего купить. Вы понимаете, что наш ребенок не мог жить на такой порции, и мое сердце страдало. Мы голодали. И несмотря на все это, муж продолжал свое служение при общине. Смертельно уставший, он приходил домой и обращался ко мне: «Не можешь ли ты дать мне поесть?»

Но духовно Господь обильно благословлял нас. У нас были большие собрания, часто Николай проповедовал на улицах, и многие души обращались к Богу. В то же время мое сердце все время роптало на Бога. Часто по ночам я вставала, выходила в кухню и преклоняла колени: «Господи! Почему мы должны быть здесь? Разве не было другого места в мире, где мы могли бы благовествовать Твое Евангелие? Почему я должна видеть своего ребенка умирающим от голода?» И я всегда слышала Его нежный голос, говорящий мне: «Я оставил Свои небесные обители и пришел на эту грешную землю, чтобы спасти и тебя, бедную грешницу. А ты не хочешь быть здесь для того, чтобы говорить другим о спасении, которое ты нашла во Мне».

Так прошло несколько месяцев. Однажды Николай сказал мне, что он видит волю Божью в том, чтобы мы поехали на юг России, где тоже нуждаются в проповедниках, к тому же там было больше пищи. Мы просто хотели спасти жизнь нашего ребенка. В то время по закону никто не мог выехать из Петрограда без специального разрешения, которое выдавалось только партийным и больным. Мы не попадали ни под одну из этих категорий, было мало надежды, но мы верили, что Бог откроет нам дорогу.

Муж пошел в комиссариат, там он увидел две длинные очереди. Над одним окном было написано: «Для партийных», а над вторым: «Для больных». Он начал в душе молиться и решил встать к окну для партийных.

Когда его очередь подошла, барышня спросила у него партийную карточку, он ответил: «Я не принадлежу к партии». Она большими глазами посмотрела на него, спросила его имя и сказала: «О, пастор Пейсти! Я бывала на ваших собраниях! Я постараюсь сделать все, что могу». Она вышла в соседнюю комнату и вернулась с бумагой в руке. Это было разрешение на выезд. И в нем была написано, что мы являемся миссионерами и нам разрешается выехать из Петрограда. С великой радостью мой муж пришел домой и известил меня об этом.

Мы собрались за несколько дней, попрощались с верующими и направились на вокзал на поезд «Петроград -- Нижний Новгород». Оттуда – на пароходе до Царицына (Волгоград) по реке Волге. В нормальное время этот переезд занял бы два дня, но тогда, в ужасных условиях, мы плыли две недели, но так и не достигли цели.

В районе средней Волги шла гражданская война. Мы слышали выстрелы наступавших армий и не могли пристать ни к одному, ни к другому берегу. Последние три дня нашего путешествия оказались наиболее ужасными. Мы не имели ни куска хлеба. Однажды, в 12 часов ночи, внезапно мы услышали стук в дверь нашей каюты. Пришел красноармеец и сообщил, что пароход дальше не пойдет, он должен возвратиться обратно. Он спросил, не хотим ли мы возвратиться или остаться здесь, где нет пристани и никаких селений в окружности 30 верст.

Мы решили сойти с парохода с твердым намерением, что если нам суждено умереть от голода, то умрем здесь. Шел дождь и дул очень холодный ветер. Я села на камень, стараясь прикрыть своего ребенка насколько можно. В сердце я все время роптала на Бога: «Почему мы должны быть здесь?» Мой муж не мог смотреть на нас: ребенок плачет, и я плачу. Он оставил нас и сам ушел.

После он рассказал, что он прошел по берегу Волги с версту, потом преклонил колени и молился: «Господи, Ты Сам призвал нас в Россию, чтобы мы могли проповедовать Твое Евангелие. И Ты в Своем слове обещал, что позаботишься о Своих детях. Теперь мы здесь в этой пустыне должны умирать с голоду. Я прошу Тебя, пошли пищу моему ребенку. Ведь Ты послал пищу Илии, Ты можешь послать ангела или ворона, которые могут принести нам пищу».

Когда он поднял голову, то издали увидел приближающуюся фигуру человека; он не знал, кто это был, мужчина или женщина. Но когда тот подошел ближе, он сказал мужу: «Я знаю, что ты ищешь пищу для своего ребенка», и, оставив пакет в руках мужа, повернулся и исчез.

Муж возвратился ко мне с этим пакетом. В нем в белоснежную бумагу была завернута теплая манная каша. Я попробовала ее, она была сладкая. Я дала ее своему ребенку, но он не мог много есть, потому что долго голодал, там осталось еще для нас, чтобы подкрепить наши силы.

Чудный наш Господь! Он не послал кусок хлеба или мяса, а теплую кашу. Он знал, в какой пище нуждался мой ребенок в тот момент! В конце концов мы добрались до Самары. Город только что оставили красные, и в него вошли белые. Неубранные трупы еще лежали на улицах города. Месяц спустя у нас родилась наша вторая дочь Мэри. Ей был один месяц, когда красные вошли обратно в Самару и мы должны были покинуть этот город. Мы поехали дальше, в Сибирь.

Приехали в Иркутск. Условия жизни там были лучше, но моя малютка уже не могла поправиться от голода, и Господь забрал ее к Себе. Я помню тот день, когда я стояла около ее открытой могилки, преклонив колени: «Я знаю, дорогой Господь, почему Ты забрал у меня ребенка, потому что я не могла согласиться с Твоей любовью. Я и сейчас своими собственными силами не могу этого делать, но я прошу Тебя, наполни мое сердце любовью к русскому народу. Даруй, чтобы я всегда была покорна воле Твоей».

Пока я стояла на коленях, ко мне подошел один дорогой русский брат, положил руку свою на мое плечо и сказал: «Дорогая сестра, не плачь! Скоро Христос придет, и тогда ты увидишь свою дочурку». И в этот момент Господь наполнил мое сердце такою любовью, что я увидела в этом дорогом брате весь страдающий русский народ и готова была обнять и поцеловать его. С того дня я всегда говорю, что по крови я шведка, но сердце мое русское.

Марта Ивановна Пейсти